Прошел период плющенья и жатвы
И снова сеять наступает время
День — кач. Вставить в уши наркотик, заварить пуэр. В половине одиннадцатого вечера. Чайные люди поймут. Неделя поэзии, зелени, больных ног, фотографий, странных ощущений и открытий.
Строчки текут быстрыми пальцами в evernote, на бегу, прищурившись, чтобы хоть немного видеть бликующий на солнце экран. Дома перечитать и исправить опечатки через слово — когда-нибудь я научусь писать, попадая пальцами на буквы.
Понедельник на берегу. Что-то было уже сказано. На чем-то хочется остановиться вновь. Дома. Впервые за долгие годы я делаю банальнейшую вещь — делаю то, что хочу… В какой-то момент поднимаю голову, вижу вокруг разговаривающих и периодически жующих людей и в стороне, пока без толпы вокруг, группу поющих. Сажусь рядом с ними и замираю. Вот теперь я дома. В сухой листве, среди наверняка ползающих звериков, с обугливающейся под солнцем шеей — я не замечаю ни неудобной позы, ни чего-то еще… Смотрю в никуда и слушаю гитару. И что-то поемое. И ощущаю себя абсолютно счастливой этими минутами.
Среда. «Пришла пора закрывать гештальты. И делать взрослые выборы. Не опираясь на мнения десятков других…
Детский центр вновь встает передо мной и внутри зажигается желание работать, которое гасится так же внезапно: ты же понимаешь, что это самое временное, что здесь по щелчку может все измениться в любой момент. Поэтому нельзя приходить насовсем. И с желанием свернуть горы. Временно помочь — да. Не более. Закрыть незавершенное тогда. Сделать то, что бросила, поставив личное выше дела…»
Эти мысли записываю, как и все, на ходу. А потом утром, привычно пустым в 5 часов городом, иду и размышляю, ставлю себя в эту ситуацию и каждой клеточкой осознаю, что я не хочу. Много «не хочу» сливается в этот момент внутри, а потом рождается «хочу». Причем так ярко вырисовывается, что я становлюсь благодарна этому предложению, от которого отказываюсь, но которое предельно высвечивает желания.
Но четверг проходит не под знаком дел. Видимо, что-то еще должно высветиться. Четверг — день Мунка и Дрейера. Пьеса «Слово». Днем, частично на ходу, в текстовом варианте. И вечером кино. Не перестаю говорить о своей нефильмовости, невозможности сопоставлять с другими мастерами и произведениями. Не зная фильмов масс-маркета окунаться сразу в высокое кино. Быть может так и лучше? Черно-белые диалоги, которые и не диалоги вовсе, а разговоры о Боге, которого здесь нет. Ужас марионеточности, отсутствие воздуха и пространства. Я делюсь впечатлениями словно туземец, прибывший на большую землю и ни разу не видевший кино. Кажется, что персонажи наступают на пятки — так близко они в полный рост к тебе. Хочется отпрянуть назад, распахнуть все двери и окна и все ждешь развития диалогов. Ждешь, что они сейчас услышат друг друга, включат логику диалога, станут дорисованными, законченными. Обнимание со всех сторон темы Бога при абсолютном отсутствии Его в жизни говорящих. Бог превращается в будничный обычный предмет. И поэтому цитаты из Писания так бьют по ушам, так неуместно выглядят среди этого деления «своего Бога» на части, среди принимаемых за Него решений. Страшный фильм.