Фонари не освещают.

Ноги гулко шуршат по дорожкам. Крестный ход молчалив и задумчив. На Канавке вслед за монахинями притихает даже чада.

Богородице Дево, радуйся, — беззвучным ручейком движется молитва. Благодатная Мария, Господь с Тобою, — шаги почти незаметны. Люди сливаются в единый поток.

Здравствуй, любимый батюшка! — я так рада, что приехала. Дивеево родное. Другое отступает. Березы толщиной с дубы. Поля, сменившиеся лесами. Север.

Вечернее Дивеево совершенно иное. Туристов меньше. Паломники сосредоточеннее. Стая ворон облюбовала колокольню, иногда криком разрывая небо, превращаясь в черную шумную тучу.

Клубочек чады спит, а я отлистываю день в утро.

Утро было давно. Александро-Невский собор. Не описать словами чувство могучести и красоты.

Красоты без помпезности. Такой настоящей, продуманной, спланированной.

Слаженный хор, который хочется видеть.
А потом — колокол. Чада замирает. И начинает прыгать, хлопать в ладоши. Ликовать возле глубокого звона, пробирающего до костей…

Остальное — туманом.

И — озеро батюшки Серафима.
Традиция? Благодать? Приветствие?
Здравствуй, родной, я скучала.

Скучала, ты знаешь. Что несмотря на все мои острые углы, я люблю тебя. Остальное — без слов.

Рака с мощами. Доступ закрывают ровно перед нами — величание. И тут же пропускают. А мы продолжаем стоять в двух шагах от.

И крестный ход. По ночному монастырю. Чада забирается на руки. Одиннадцать вечера. Богородице Дево, радуйся…