Патефон треснул.
Слишком бархатный голос царапал его нутро.
Сломался. Не вынес глубины.

Пластинка бесполезно сползла к ногам.
Иголочка виновато дрожала.
Круги дорожек замерли, будто повиснув в воздухе.

Я родилась вместе с музыкой как Афродита из пены. Пена исчезла, а я осталась, обнаженностью впитывая мелодии.

Если бы я выбирала имя, вместо имени взяла бы музыку. Каждый день новую. Бисером устилающую мою тропинку.

Я бы складывала ноты в слова, смешивала их, добавляя перца и муската, корицы и имбиря.

Моя мелодия была бы преправлена яростью солнца в полдень и тишиной дождя среди сосен, пением птиц на рассвете, и поцелуями ветра в поле.

Патефон недоскрипел джазом. Звуков оказалось чересчур. А патефону хотелось прозвучать целиком. До нутра