Разве можно так себя вести?
Сядь нормально!
Мало ли что ты хочешь!
Повторяю чаде раз, другой, дцатый…

Стоп!

Это я уже слышала. Давно. И часто. Говорили мне. День за днем промалывая меня каменным жерновом чужих убеждений.

Девочка должна выйти замуж. Родить детей. И жить долго и счастливо.

Девочка должна носить юбку в пол, длинные волосы и никаких декольте.

Девочка не должна пить крепкий чай — цвет лица испортится.

Девочка должна…

Стоп!

Утро за утром липкой паутиной сбрасываю с себя не свои мысли. Бью себя по губам, как только начинаю выговаривать чаде. Рвусь, как из болота, из текстов, прочно вбитых в мое внутреннее.

Ты можешь быть собой. Повторяю как мантру. Как «Отче наш». Каждый день и час.

Ты можешь.

Завтракать в 12, обедать в 13, ужинать через 10 часов после, ровно перед сном. Ты можешь носить мальчишескую стрижку и пушистые ноги. Ты можешь говорить, что думаешь и делать, как считаешь нужным.

Ты свободна.

Ты выбираешь. Сама и каждую секунду. Ты отвечаешь за свой выбор.

За невызванного врача к температурящему ребенку и мороженое вместо обеда. За замужество и развод. За каждое сказанное, сделанное и подуманное. Потому что это твой выбор. Твое решение. И твоя жизнь. За тебя ее никто не проживет. Только ты.

Повторяю как мантру. Себе и чаде.

Соленый ветер в лицо.
Мир по касательной. Дотронулся и полетел дальше.

Когда ты уходишь и закрываешь дверь, что знаю я о тебе в этом между?

Прозрачную тунику рвет ветер сквозь открытый джип. Где-то между небом и землей мчусь на скорости.

Уехавшая за тысячу километров нужна?

Щебенка под колесами. Туника мокрая от речных брызг, вокруг горы и вода. Интернет пропал. Мир сдвинулся.

Даже за тысячу. Кусочек сердца бьется около твоего. Слышишь?

Миллионы голосов в голове разрывают сознание. Словно многотысячный хор рвет одеяло на лоскуты. Цельное плато становится точками осколков.

Ворваться?

Или молча смотреть на косые лучи заката, вытряхивая обломки из порванного сознания.

Смотрю вдаль, словно опускаюсь в теплое сливочное масло. Больше не нужно спешить. Невозможно спешить. Прошлое растворяется. Медленные страницы переворачиваются сонно и вальяжно.

Волшебство растворяется с последними лучами быстро-красного солнца.

Что будешь ты делать в четверг, если умрешь в среду?
Чем ты наполнишься, если источник исчезнет?

В месяц года дня от Рождества альфы и омеги захлопывается книга, опадают смыслы. Сливки неба погружают до конца.

Ты хотел горы переворачивать, по углям ходить, дышать до основания. Но всему приходит конец. Падаешь в бескрайние сливки. Года, месяца, дня.

Зачем мне ворочать горы твоего мира? Зачем идти по воде?

Вопреки бывшему и будущему становлюсь частью бескрайнего. Безбрежностью окутываюсь всецело.

Кто сочиняет легенды?

Ты стоишь напротив меня, буравишь смоляными глазами и не торопясь рассказываешь. Я знаю, ты сочиняешь. Ты все выдумываешь. И сейчас тоже. Но мне сейчас хочется быть обманутой.

Кто сочиняет легенды?

«Давным-давно, — начинаешь ты, — чайка спустилась в наш город, сложила крылья и ангелом пошла по улицам».

Я не верю. Смотрю в твои смеющиеся глаза. Ты затягиваешься сигарой, обнимаешь. «Слушай». Голос твой дрожит нетерпением.

-Чайка стала наносить добро. Обнимала плачущих. Спасала падающих. А однажды сломалась сама…

Я верю. Огонь в глубине твоих глаз вздрагивает. Это ты сейчас та самая чайка. Чувствую на расстоянии. Бережно касаюсь. Ты не сочиняешь легенду. Ты говоришь из собственной сердцевины.

Я верю.
Легенды не сочиняют. Их проживают собственными сердцевинами. И доверяют любимым

Я сижу, положив голову на твое плечо. Ты помнишь? Вокруг все жужжит и звенит. Вокруг тишина.

Я сижу, положив голову на твое плечо. Час за часом молчу и впитываю окружающее. Небо из ночной тьмы окунается в молоко рассвета. Мир вокруг просыпается и заливается теплым светом.

Я сижу, положив голову на твое плечо. Я вспомнила, что живу. Я еще не умею плакать и смеяться. Я еще каменная до основания. Мне еще до живой — годы.

Я сижу, положив голову на твое плечо. Я делаю первый шаг к настоящей себе.

Знаешь ты или нет — благодарю.
Помнишь ты или нет — я помню.
Видишь ты или нет — я живая.
Это ты сделал мой первый шаг.
Это ты рассказал мне, что можно идти.
Это ты.

Я кирпичики раскладываю бывшей жизни. Маленькие осколки складываю пирамидами к вечности. Большие кирпичи разбиваю о скалы. Больше нет меня бывшей и настоящей. Больше нет «права» и «пропала». Больше нет «было нужно» и «случилось иначе». Больше нет.

Я сижу у оазиса после пустыни. Все, что длилось, закончилось. Новое не началось.

Я сижу на границе вечности. На границе миров. Златовласый ангел в финале вынесет книгу, прошелестит страницами и скажет, как могло быть. Я захлопну на середине, склонюсь до земли.

Прав ты был на всех путях твоих. Даже когда петлялось и не выпетливалось. Даже когда ошибалось до основания. Даже когда не само, а сама.

Падала не отряхиваясь, поворачивала подворотнями, разбивалась осколками, обжигалась гранями. Даже когда.

Я захлопну книгу на середине. Я прошла как могла. Когда ты нес на руках и когда доверял мне самой. Когда теряла направление и когда шла напролом. Нет другой истории кроме той, которая прошла. Выбирала выбранное. Отвечала за сказанное. Сделанное. Помысленное.

Я пришла, Господи. Туда ли? Ты знаешь. Ты прав был. На всех путях.

Свежими письменами заполняю белый лист.

Кто предложил переходя из мира в мир стирать до основания?
Руки и ноги, глаза и сердце. Мои? Осяжу ли мир заново или он рассыпется на миллиарды осколков?

Где-то рядом звенит вода. Я узнаю ее звук из тысячи, только она из мира в мир идет за мной. Вода и свет. Их имена стучат во мне молоточками, их звуки поют во мне рассветное, облик их — сладость.

Окунаю ладони в ручей. Холодный и прозрачный, как всегда. Ручьи ведут к морям, а моря — к свету. Где-то там, из бескрайнего безбрежья выходит свет. Иду к нему. Окунаться в новые миры. Миры моего отца…