Нам останется только смотреть на снег
Провожая вечно живых домой
Господи, Ты их там успокой
Тех, кого и знали и кто прошел
Мимо темных наших окон
Господи, обними их всех,
Собой
Дом Твой наполнится скоро детьми
Ждущими вечной встречи с Тобой
Мы бы тоже уже к Тебе пришли
Но Ты доверяешь идти еще

Эпидемия тотальной нелюбви.

Некоторые товарищи становятся нам вовсе не-товарищами. Оставшиеся — тамбовскими волками /взглядывают искоса.

Мир боится убить объятиями, поэтому убивает ненавистью. Или безразличием.

От чего вы предпочтете умереть?
Или вы все еще хотите жить?

Когда из-под каждой маски на вас обрушиваются стрелы.
Когда оба лагеря фашистские.
Когда бесполезно быть на чьей-то стороне, ибо сторона одна — нелюбви.

И с каждым днем больнее от разговоров.
И с каждым днем завидуешь ушедшим.
И с каждым днем все меньше хочется говорить.

Терминология войны. Холодной войны. Диссиденты. Мы-они. Черное-белое.

Мы, конечно, белы и пушисты. А они — диссиденты и дезертиры, подрывники и сволочи.

Только вот «оних» с каждым днем становится все больше. А у «мы» все больше власти расстреливать на месте. И если однажды все мы станут оними, как оно будет — стоять расстрелянным? Смотреть в глаза расстрелянным? Идти с расстрелянными одним этапом?

Эпидемия тотальной нелюбви.
К вирусам привыкнем. Проходили.

К нелюбви бы не привыкнуть.

Песенка Снусмумрика застыла в горле гармошки.
Пока тело болит, стынет душа.
Слова дубеют как кожа на ветру.

Отключаешь новости. Закрываешь глаза. Если вчера был неправ, зачем сегодня слова. Если вчера был глух, зачем слушать сейчас. Если вчера разбрасывал боль, что сегодня найдешь на камнях.

Время разбрасывать, собирать. Время идти домой.
Оставлять попечение о делах. Становиться совсем собой.

Время прощать. До конца и всех. Отпускать из сердца тюрьмы. Разрешать другим свободно дышать. И быть собою совсем.

Время матовых сосен, вычурных облаков, глаз, неотрывных к небу.
Время прощать, целуя врагов. Отпускать самое себя где бы ни был.

Мир выстанывает. Расплескивает боль. Нескончаемым потоком день за днем льется: умер, скончался, прощание, память. Вечная.

Уходят. Эпохи. Имена.

Мир выпускает. С посмертными званиями.

Лежать пластом. Затыкать уши. Бежать от постоянного: умер.

Словно железом по стеклу. Словно тупым ножом по сердцу. За каждого невернувшегося. Расстрелян, словно.

А ты шагаешь в ряду оставшихся. И каждый день думаешь: зачем.
Зачем ты остаешься нужным этому стонущему миру.
Зачем ты, не приносящий пользы, здесь, а нужные — ушли.
Зачем ты вообще. Когда-то давно и сейчас.

И продолжаешь затыкать уши от непрестанного воя сирен. От людей с пробоинами в душе и сердце. От всего, обрушивающегося день за днем.

И прощаешься. Каждый день. С теми, кто уже к Отцу.

Когда вокруг эпоха тотальной лжи и лицемерия, а ты ни разу не про политику. А просто хочешь жить, не пропуская через себя ежедневно сотни живущих и живших.

Когда со всех сторон стон и нелюбовь, хочется в одеяло из света и к Папе на ручки. Потому что без Него совсем темно.

Когда все чаще хочется сквозь окно, а руки друзей бережно подхватывают и веришь, что еще рано.

Когда вокруг столько, что не вмещаешь. Просто лежишь пластом и учишься восстанавливаться, оставаясь человеком.

Когда боль не вокруг, а сквозь. И ты ее чувствуешь иногда сильнее, чем те, кто болят.

Уходят. Ухоят люди. Уходит эпоха.

И живые позавидуют мертвым. Уже пора?
Год, столькое высветливший. Стольких забравший.

А нам-то когда домой? Сколько еще ходить по пустыне в поисках?

Идем. Еще идем. Если проводником Отец, то какая разница, сколько…

Без объятий мир сходит с ума.

За окном ветер страстно целует деревья, щекочет каждую травинку. Их безудержные касания кажутся недостигаемым сном.

Люди прячутся по клеткам. Хмуро кутаются в защитные одеяла. Волком смотрят вокруг.

Облака наперегонки несутся в небе. Расслаиваются. Живописуют так, что щемит душу.

Люди колоннами по одному высовывают носы из-под одеял.

Ветер хохочет. Рвет одеяла в клочья. Щекочет нервы под измотанными кожами.

Каждое прикосновение — боль забытой любви. Касаться — это шагать навстречу. А люди научились шагать от.
Навстречу — это больно. Это по-настоящему. Это как самого себя возлюбить.

Ветер нежнеет. Шепчет: не бойся. Бережно чуть касается. Каждое прикосновение — мурашками по всему.

Быть живым — это больно. Это чувствовать и ощущать. Это впускать в себя. Колья и пепел. Прощение и любовь. Быть живым — это открывать сердце вопреки боли.

Как легко жить на поверхности. Разговаривать на актуальные темы. Много-много слов. Полностью обессмысленных и произносимых только ради произнесения.

Вытаскиваю себя из суеты. Пара мгновений. Больше — страшно. Потому что слишком глубоко и полно оказывается.

Взгляд в небо. Солнце светит в радужном круге. Птицы верещат, словно одни в целом мире. Жучки бегут по своим делам. Бабочки спасают красотой… Звон тишины вокруг. Ворох ароматов. Красивые лица. Буйство зелени.

И через секунду — в привычный поток мыслей, в гаджеты, в разговоры.

Как страшно ощущать и чувствовать мир целиком

Слышишь, ветер касается горизонта
Сносит мглу
Если уйдешь завтра
С тобой уйду
Слышишь, солнце разговаривает
На языке любви
Если свет в тебе — тьма
Где отыскать ключи
Слышишь, ангелов лёт
В весенней голубизне
Если в душе джаз
То тоника где
Слышишь, мир другеет
Воздух уже иной
Если меня не обрящешь
Зачем покой
Слышишь, ломает ветер
Горизонты надежд
Если тело — одежда
То я — где?

Боль свою дождем изливаешь ты в мой переполненный болью сосуд.
Лью ее Творцу. Кто, кроме Него сможет понести?

Сквозь серую пелену льется свет.
Небо опадает фигурами, рвется в разные стороны. Ангелы-облака летят сквозь серое.. Свет рвется сквозь небо…

Закрываю глаза и лью боль.
Ты же воскрес и исцелишь…

Целый мир льет боль. Разверзлись все его дыры. И кто заполнит, кроме Тебя.
На руки возьми нас. Сами не вынесем…