Лис была верующа.

Носила заранее белые тапочки и заламывала руки в нужных местах.

Лис цитировала Писание. Декломатично и везде.

Лис взвешивала всех на весах.

В созданном ею раю Лис не узнала Бога.

На листе дрожали пятна. Фотоаппарат беспомощно прижимался к груди. Внезапно взметался вверх, наводил фокус, выстреливал почти беззвучно.

Бродячий художник, взявший однажды из рук ангела фотоаппарат, бросил все и пошел за цветом и формой.
Он мог даже не смотреть. Все его существо чувствовало малейшее шевеление воздуха. Воздуха, который впечатывался объективом в вечность.

А потом люди проходили мимо его картин. И плакали. И смеялись. И видели что-то свое в этом переплетении линий. А потом прижимали к сердцу и уходили. Каждый кадр находил неизменно своего человека.

Он прошел пешком всю свою страну и отправился дальше.

Ангел был резок и странен. Подлетел однажды на байке. Но не вырвал сумку, а дал. С того дня фотоаппарат стал братом, другом и самим нутром художника.

В его черно-белом было столько цвета, что слепило глаза. В его молчаливых кадрах было столько звука, что не хватало ушей.
Он шел дальше и дальше, уже по звездам и лунными тропами. Мир слишком красив, чтобы остановиться…

***
Продолжая чужую историю

Неуловимое бьется.

В твоих глазах небо и немного меня.
Обнимаю. Твои глаза. И небо.

Вино льется. Реки замирают. Неуловимое течет сквозь пальцы.

Прижаться и замолчать. Прикоснуться к твоей мощи. Стоять рядом и чувствовать себя хрупкой.
Искрится солнце в отраженном небе. Музыка падает каплями. Мы танцуем. Наш вальс нетрезв, но прекрасен.

Если бы я была солнцем, я бы не подходила к тебе, чтобы не сжечь. Но я всего лишь отраженный луч. Обнимаю светом тебя. Руки проходят сквозь. Моя ли ты мелодия?

Вечер роняет звезды. Зажимаю одну. Ты будешь моим желанием. Незагаданным, но всегда со мной.
В твоих глазах небо. И немного меня.
***
Это настолько коряво, что похоже на покосившийся перевод какой-то песни. И писалось под музыку.
А какие мысли рождает эта мелодия в тебе?

Дай же мне руку, мой дорогой читатель, я проведу тебя вкусными тропами.

Раньше здесь жили рябчики в сметане. Осетрина и соленые грузди.
Чуть позже поселились салат «Оливье» и коктейль «Прощай, молодость».
А сегодня. Сегодня между ароматными травами примостилась трава.

Но сегодня не о траве.

Возьмем кусочек сливочного масла и положим на холодную сквородку на самый медленный газ. Сверху присыпем масло пажитником и горчицей, кориандром и имбирем. Всего в меру. Закроем крышкой и забудем минуты на три.

А пока.

Разобьем в блендер яйца (полтора на каждого), добавим ложку сметаны, столовую и с горкой. И перемешаем. Вальяжно и неторопливо. Если настроение позволяет туда же отправим пучок шпината, но можно и без него.

Тем временем масло растаяло и пропиталось. Резким движением опрокидываем чашу с яичной смесью на сковороду. Закрываем крышку и забываем. Минуты на три.

А пока.

Кусок сыра. Хорошего твердого сыра. На крупной терке. Посыпаем сверху и забываем. Пока омлет не начнет подниматься, целовать крышку и рваться наружу.

В это время тонко режется сыр, достаются вяленые помидоры, белое вино льется в бокалы. И омлет царски падает в тарелки.

Есть надо горячим, пока сыр растекается во рту и обжигает

А потом.

Заваривать чай. Какой-нибудь новый. Или проверенный веками жасмин. Наливать маленькими пиалами и смаковать плотный вкус. А потом еще и еще. Пока чайное опьянение не смешается с алкогольным. Пока звезды не станут огромным облаком. Пока вечер не станет утром.

А потом.

Все остальное.

Точка невозврата.
Точка возврата.
Точка сохранения.
На бледно-голубой эмали горели три светофорных пятна.
Нажать нельзя вернуться.

Палец застыл перед панелью.
Три кнопки. Три попытки повернуть судьбу вспять. Обнулить. Рассыпать карты событий и создать новый глобус жизни.

Марк замер.
Что ты будешь делать в четверг, если умрешь в среду?
Кем ты сможешь стать, если вернешься в точку А? В момент рождения? В ту встречу?

Слишком просто было день за днем говорить: вот если бы…

Вечер был слишком пьян. А утром вместо треска головы вот эта комната.

Вернуться во вчера. В до-вечера. Отложить третью бутылку и вернуться в ее сны. Так просто?

Ее сны. Цветные пятна среди морских волн. Она говорит музыкой, думает картинами. Около нее хочется пить до беспамятства и погружаться в негу снов.

Вчера оказалось слишком. Или это только ее сон? Комната, пропитанная ожившими цитатами. Всего лишь ее цветное сознание?

Марк зажмурился и нажал кнопку.

Большие белые мазки кисти стирают память.

Каждый день я — новый человек, знакомящийся заново с миром и его людьми.

События исчезают, оставив слой. С каждым днем я все больше напоминаю скалу, отточенную тысячелетиями, с отпечатками динозавров и причудливых растений, но не помнящая ни одного.

Открывать мир заново — дар и проклятие. Не помнить событий и лиц — мучительно, когда улыбающиеся летят к тебе навстречу с приветствиями. А ты, даже примерно, не знаешь, кто это.

Не называйте мне своих имен. Я все равно их забуду. Просто обнимайте — тело помнит.

Только тело помнит. Глубину и искренность прикосновений.

А по памяти катком идет белая кисть.

Вы — сестры?

Вглядываюсь. Вслушиваюсь.
Не сестры.
Переклички. Сюжетов и сценариев. Мыслей и акцентов.
Сестры?
Наверное, где-то в ином измерении — да.

А здесь.

Хрупкая, тонкая как струна скрипки, сильная той женской настоящей силой, за которую брали города, Варвара как отражение, которым я не стала.

Я оглядываюсь вокруг. Загибаю пальцы. Удивительно, но рядом все чаще оказываются мои «близнецы». Я слушаю их и знаю: это я. Которой не стала.

Разрезает темноту.

Вглядывается желтыми огнями. Стремится. Прижимает к себе.
Тенями в окнах дразнит.
Кончиком языка проводит по жаждущему телу.

В такт.
Звезды ярче на перешейке. Звезды краснеют и прячутся. Перемигиваются. Мерцают.

В такт.
В дыхание.
В терцию.
На два голоса.
Извивается.
Выскальзывает.
Прячется за поворотом.
Догоняет.

Дышит. Громко и совсем рядом.
Гладью стелется, горами вздымается. Зовет за собой. Впечатывается каждым изгибом. Красотой надтрескивает.

Дорога.
Дорога и ее бесконечный поезд.

Мраморная тишина уходящего лета.

По кровеносным сосудам прошедшего. Меня впитавшего. Отдавшегося до последней капли.

Сливочным солнцем и розовыми рассветами. Вечерами в обнимку и бесконечными мелодиями.

Лето до основания. От посиделок на асфальте до нежданных встреч. От открытий близких сердец до ватного брожения.

Улочки старого города, на которых охватываешься неуловимым. Жара до беспамятства. Ледяной душ до удивления.

Обнять и запомнить. Отпустить и не сожалеть.

Будет иное. И прекрасное. Отдающее и впитывающее

Патефон треснул.
Слишком бархатный голос царапал его нутро.
Сломался. Не вынес глубины.

Пластинка бесполезно сползла к ногам.
Иголочка виновато дрожала.
Круги дорожек замерли, будто повиснув в воздухе.

Я родилась вместе с музыкой как Афродита из пены. Пена исчезла, а я осталась, обнаженностью впитывая мелодии.

Если бы я выбирала имя, вместо имени взяла бы музыку. Каждый день новую. Бисером устилающую мою тропинку.

Я бы складывала ноты в слова, смешивала их, добавляя перца и муската, корицы и имбиря.

Моя мелодия была бы преправлена яростью солнца в полдень и тишиной дождя среди сосен, пением птиц на рассвете, и поцелуями ветра в поле.

Патефон недоскрипел джазом. Звуков оказалось чересчур. А патефону хотелось прозвучать целиком. До нутра